Первый консул. Жизнь Ибрагимова Шахимардана Мирясовича История Старые фото Ташкентцы

Владимир Вертелецкий

Памяти Ибрагимовой-Зуевой И.И., зажегшей свечу в моей жизни.

Автор чистосердечно признается в компилятивном и «пиратском» характере данной работы. Недоступность архивных материалов привела к подобному стилю работы. Тем не менее, автор считает ее важной, так как был собран большой объем материала, “размазанного” по многим книгам и статьям, вышедших мизерными тиражами. Автор приносит глубокую благодарность ныне покойным Б.В.Лунину и Э.А.Масанову за то, что их работы разожгли его интерес к истории Туркестана второй половины XIX- первой половины XX веков, подтолкнули к написанию данной работы, показали пример кропотливых исследований и интересной подачи материала. Автор с благодарностью примет все замечания и предложения по данной работе. Не судите строго. Это первая проба моего пера.

Мечтой автора, к сожалению неосуществленной, было найти фотографии Ибрагимовых: Шахимардана Мирясовича и Шахимурата Мирясовича. Не выяснены также точное место рождения Ибрагимова и его предки. Автор будет признателен, если кто-нибудь поможет ему в этом. Его адрес электронной почты: tvg@udc.uz.

После моей женитьбы в качестве приданого я получил бабушку жены – Ираиду Иосифовну Ибрагимову-Зуеву, женщину очень преклонных годов, восточной внешности, с очень плохим зрением, передвигающуюся с трудом, опираясь на палочку. Но, в то же время, каждый год летающая самостоятельно в Москву к родне. В частом общении с ней меня потрясала ее память. При составлении генеалогического древа она вспомнила порядка 150 родственников: фамилии, имена, родственные связи и краткие исторические характеристики. Я любил участвовать в ее встречах с подругами, каждая из которых была участницей большой истории России и Узбекистана. Бялковская – жена известного востоковеда, лингвиста, разведчика, генерала, в конце жизни бывшего редактором «Военного вестника». Лебедева – жена известного ирригатора, строителя Большого Ферганского канала, внучка Ионова, присоединившего Памир к России. Немоловская – жена Ксенофонтова, журналиста, партийного работника, секретаря Сталина. Поварившись в этом «историческом бульоне» я не мог не получить «хроническое заболевание» — увлечение историей.

Рассказы Ираиды Иосифовны об участии Ибрагимовых в войне 1812 года и взятии Парижа, о портрете Ибрагимова в Военной галерее Эрмитажа, о консульстве в Саудовской Аравии ее предка и многом чего еще мне были интересны. Первая моя реакция была скептической. Но далее стали попадаться материалы, подтверждающие это. Я стал их собирать, и в результате получилось то, что вы прочтете ниже.

В следующем году исполнится 130 лет установлению консульских отношений с Хиджазом (нынешней Саудовской Аравией). Боюсь, что эта дата (как и столетие) пройдет, к сожалению, незамеченной в Узбекистане, несмотря на то, что первым консулом России в Хиджазе был Ш.М.Ибрагимов – интересный человек, тесно связанный с историей Узбекистана и внесший в нее большой вклад.

Среди представителей национальной интеллигенции Средней Азии, нарождавшейся под влиянием передовой русской культуры в первой половине XIX века, видное место принадлежит Шахимардану Мирясовичу (Иван Ивановичу) Ибрагимову. Близкий знакомый Чокана Чингисовича Валиханова, деятельный сотрудник русской и национальной печати Туркестана, участник научных изданий того времени, он оставил заметный след как во многом прогрессивно мысливший этнограф-бытописатель жизни казахского, узбекского и туркменского народов.

Ибрагимов Шахимардан Мирясович родился в 1841 году в Оренбургской губернии. У него был брат (по-видимому, близнец) – Шахимурат Мирясович (Федор Иванович), служивший письмоводителем у отца Ч.Ч.Валиханова – султана Чинчиса, а с 1870 года и по день смерти (3 февраля 1881 года) – в Ташкенте в должности переводчика с персидского и татарского Сырдарьинского областного правления, при канцелярии Туркестанского генерал-губернатора и другие.

«Коллежский регистратор Шагимурад Мирясович Ибрагимов, султанский письмоводитель Кокчетавского окружного приказа, двадцати двух лет… Обучался в Сибирском кадетском корпусе. По просьбе матери его… уволен из заведения по домашним обстоятельствам 26 июня 1854 года. Согласно просьбе его… 31 июня 1856 года определен султанским письмоводителем в Кокчетавский окружной приказ».

Национальность Ибрагимова точно не установлена. Н.И.Веселовский называл его «соотечественником Валиханова», т.е. казахом, однако это не соответствует действительности. Такую же ошибку приводит М.И.Фетисов в книге «Зарождение казахской публицистики» (1961). Т.Э.Эрназаров и А.И.Акбаров в «Истории печати Туркестана» называли Ш.М.Ибрагимова татарином. Э.А.Масанов, ссылаясь на «целый ряд документов», но, не называя их, категорически утверждал, что он «башкир по национальности». Возможно, Масанов имел в виду примечание редакции к статье Ибрагимова в «Записках» ИРГО, где он назван «образованным башкиром», что, однако, не может служить основанием для окончательного суждения о национальности Ибрагимова. Неясно также, были ли имена Шахимардан и Шахимурат первоначальными именами Ибрагимовых. Вспомним, Валиханов (Чокан Чингисович, по отцу Чингису) получил мусульманское имя Мухаммад-Ханафия.

Шахимардан Мирясович Ибрагимов учился в Омском кадетском корпусе, но не закончил его по семейным обстоятельствам. Дальнейшее обучение проходило в Омском полубатальоне кантонистов, где он готовился на переводчика с татарского языка.

В Омской казахской школе, учрежденной при Омском областном правлении, он работал учителем казахского языка.

«Коллежский секретарь Шагимардан Мирясович Ибрагимов, столоначальник Петропавловского городского полицейского управления, 28 лет, из военных дворян Оренбургской губернии. Первоначально воспитывался в Сибирском кадетском корпусе, но курса наук в этом заведении не окончил; потом приватно занимался в Омском полубатальоне военных кантонистов при особо учрежденном отделении воспитанников, приготовляющихся в переводчики татарского языка, в этом занятии получил свидетельство.

В службу вступил в штат Петропавловской городской полиции переводчиком татарского языка 1854 года ноября 11 дня… Г. начальником Тобольской губернии определен столоначальником в Петропавловское городовое полицейское управление 1868 года января 10 дня…».

Тарантас с князем Гагариным. Так передвигались по Туркестану.

Судьба тесной дружбой связала Ибрагимова с известным казахским ученым и путешественником Чоканом Валихановым, у отца которого служил его брат-близнец Шахмурад. Очевидно, под влиянием Валиханова он увлекся этнографией Туркестанского края и опубликовал несколько научных работ в этой области. Возможно, подружились они в кадетском корпусе. Валиханов окончил курс в 1853 году, братья Ибрагимовы оставили корпус в 1854 году.

Ибрагимов оставил ценные воспоминания о Чокане Валиханове.

Чокан Валиханов

Из воспоминаний Ибрагимова видно, что он был довольно близок к Валиханову и его семье, в числе других участвовал во встрече Чокана Чингисовича при возвращении из Петербурга домой (в 1861 году) и сопровождал его в поездке из Кокчетава в аул, к отцу. Об этом свидетельствуют воспроизведенные Ибрагимовым детали поездки, слова Валиханова, обращенные к спутникам и т.п.

Ибрагимов был очевидцем встречи Валиханова со своими родителями, подробно описал ее и ряд других эпизодов пребывания Валиханова в родном ауле. Можно полагать, что Ибрагимов пользовался расположением и доверием Чокана Чингисовича. Так, описывая семейную ссору, вызванную желанием Валиханова жениться на служанке его матери, он вспоминает: «Чокан написал своему отцу на большом листе … записку и просил меня прочесть ему, если отец попросит меня. Отец прочел и спрятал у себя записку, мне не показал».

Близость Ибрагимова Валиханову подтверждается также тем, что в 1863 году Валихнов ходатайствовал перед начальником областного правления сибирских киргизов К.К.Гуковском о переводе Ибрагимова в Кокчетав: «Ибрагимова нельзя ли сделать секретарем в наш приказ». Но это ходатайство осталось без последствий.

Надо сказать, что Ибрагимов отдал последний долг своему другу, инициативно участвуя в установке памятника на его могиле.

30 ноября 1867 г. Ш. М. Ибрагимов был переведен на должность переводчика персидского и татарского языков в канцелярию туркестанского генерал-губернатора, туркестанского генерал-губернатора, генерал-адъютанта Константина Петровича фон Кауфмана. С 19 апреля по 9 июня 1868 г. участвовал в походе против Бухарского ханства и состоял личным переводчиком при командующем войсками. В ходе военных действий Ш. М. Ибрагимов проявил исключительную доблесть, участвовал в основных сражениях этой кампании: 1 мая при штурме Самаркандских высот, 28 мая при занятии с боя Самаркандских садов, 22 июня при перестрелке на Ката-кургане, 2 июня на Зарабулакских высотах, 8 июня при вторичном взятии г. Самарканда. По представлению К. П. фон Кауфмана 1 мая 1868 г. он награжден орденом Св. Анны 4 степени, 2 июня орденом Св. Станислава 3 ст. с мечами, 23 ноября 1869 г. орденом Св. Анны 3 степени с мечами. Высочайшим приказом, состоявшимся 21 июня 1870 г., за выслугу лет произведен в коллежские секретари. В 1870 г. перемещен на должность переводчика маньчжурского и татарского языков при канцелярии туркестанского генерал-губернатора с окладом в 1 200 руб.

Кстати, ордена специальные – для нехристиан.

Он обратил на себя внимание несомненными способностями, общей культурой и кругозором, хорошим знанием языков. Последнее подтверждается тем, что 24 ноября 1870 года его перевели на должность переводчика «манджурского и татарского языка», вместо П.И.Пашино – питомца восточного факультета Петербургского университета, работника с большой специальной подготовкой. О высокой оценке его деятельности говорит пожалование ему чина действительного статского советника (приравнивается к генеральскому чину).

Д. В. Вележев. Ташкент. Улица. Таким был Ташкент на момент появления там Ибрагимова

Интересна личность Пашино, выдаваемого в советской историографии за прогрессивного деятеля. В моем представлении это образованный балбес, отличившийся тем, что перед переговорами с эмиром бухарским по поводу мирного договора, раскрыл перед последним все карты русской стороны. Когда это обнаружилось, был с треском удален из Туркестана вообще.

Это 1866 год. Еще Зачаулинская часть города не только не построена, но и не запланирована. Черняев выкупил землю от Анхора в сторону нынешнего сквера, а уж после него Романовский прикупил дальше, за Чаулишкой. И только Кауфман дальше строил.

«Г. Ташкент, 24 ноября 1870 года, №202. Столоначальник Петропавловского городского полицейского управления, коллежский секретарь Ибрагимов определяется в мое расположение, по званию Туркестанского генерал-губернатора, с назначением переводчиком Сыр-Дарьинского областного правления. Туркестанский генерал-губернатор К.П.Кауфман».

Домик генерала Черняева в Ташкенте

Генерал-губернатор Туркестана Константин Павлович Кауфман

Для облегчения произношения по-русски его имени и отечества Ибрагимова нарекли Иваном Ивановичем. Отсюда появились его инициалы И.И. в газетах того времени, в подписи под его публикациями. Его брат-близнец Шахмурат Мирясович был наречен Федором Ивановичем.

Наряду с государственной службой в Туркестане Ш. М. Ибрагимов занимался научной и общественной деятельностью, с 1870 г. являлся редактором приложений к «Туркестанским ведомостям» на тюркских языках. В 1871 г. произведен за выслугу лет в чин коллежского асессора, награжден орденом Св. Станислава 2 степени. В 1873 г. в должности переводчика при командующем войском действующего отряда участвовал в походе на Хиву. За отличие в военных действиях 9 января 1874 г. награжден орденом Св. Станислава 2 степени с мечами, 11 ноября 1879 г. произведен в надворные советники. Приказом по войскам Туркестанского округа от 9 августа 1875 г. назначен в число лиц Главной квартиры войск, действовавших против Кокандского ханства на должность переводчика при командующем войсками действующего отряда, за что в 1876 г. был награжден орденом Св. Владислава 4 степени с мечами и произведен в коллежские советники.

С 1870 по 1878 год Ш.М.Ибрагимов – первый редактор «Туркестон вилоятининг газети». Вот как писали об этом «Туркестанские ведомости». «При «Туркестанских ведомостях» предположено было издавать отдельные приложения на тюркском (сартском) и киргизском (казахском) наречиях. «Приложения» должны были знакомить туземцев Туркестанского края главнейшими правительственными и административными распоряжениями, сообщать полезные сведения, знакомить туземцев, в общих чертах с географией и историей России и т.п. Редактором «Приложений» назначен был личный переводчик генерал-губернатора Ш.М.Ибрагимов.

Первая газета на местном языке была основана в 1870 году по указанию Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана. Первоначально она выходила как приложение к «Туркестанским ведомостям» под заглавием «Туркестон вилоятининг газети» («Туркестанская туземная газета»).

Для издания такой газеты необходим был арабский шрифт и специалисты печатного дела из местных национальностей. В Ташкенте в этот период существовала единственная небольшая русская типография, основанная частным предпринимателем. Арабского шрифта в ней не было.

Генерал-губернатор отправил в Петербург специальное предписание с просьбой направить в его распоряжение арабский шрифт и наборщиков для издания газеты на местном языке. Через 6-7 месяцев в Ташкент прибыл на верблюдах (тогда еще не было железной дороги) ценный груз с арабским шрифтом и специалистами наборщиками. Они подготовили наборщиков из числа узбеков.

Ш.М.Ибрагимов участвовал в комиссии по приему арабского шрифта, полученного из Петербурга для типографии Военно-народного управления.

С 1871 года «Приложения» печатались на листах малого формата (четверть листа) и выходили четыре раза в месяц: два раза на узбекском и два раза на киргизском (казахском) языках. Она издавалась на средства «Туркестанских ведомостей» и находилась в ведении редактора русской газеты. С 1883 года «Приложения» стали самостоятельной газетой на узбекском языке.

Первыми «штатными сотрудниками» узбекской газеты были Шахимардан Ибрагимов, Мухаммад-Хасан Чанышев, Фуркат, Саттархан Абдул Гафаров и другие.

Ш.М.Ибрагимов работал с 1870 года в «Приложениях» как переводчик различных распоряжений местной администрации. С 1872 года он был назначен редактором местной газеты.

В 1873 году его брат Ф.И.Ибрагимов временно замещал, а в 1878 году – сменил его на этом посту. Работа братьев Ибрагимовых по редактированию газеты ускользнула от внимания даже такой компетентной специалистки, как М.П.Авшарова, в ценнейшем указателе которой («Русская периодическая печать в Туркестане. 1870-1917 гг.») в качестве редактора указав только Ш.М.Ибрагимов. Деятельность И.И.Ибрагимова как редактора и автора «ряда этнографических очерков киргизского народа» была отмечена на страницах «Записок» Восточного Отделения Русского Археологического Общества.

Ташкент. Улица в Русском городе. Поль Нодар.

Х.Чанышев, который также работал переводчиком в генерал-губернаторской канцелярии, 30 января 1883 года становится редактором «Туркестанской туземной газеты». Чанышев – родственник Ибрагимова. Его сын Ильяс женился на дочери Шахмурада.

Четвертым редактором газеты был Николай Петрович Остроумов, назначенный на эту должность в 1883 году, когда газета стала выходить на двух языках – узбекском и русском.

Редактор газеты Н.П.Остроумов в отчете редакции, направленном им в канцелярию генерал-губернатора, подчеркивал, что «газета вполне отвечает своему назначению, и в ней печатались:

• Краткие сведения из жизни царствующего дома;
• Сообщения о распоряжениях и переводы приказов господина Туркестанского генерал-губернатора, имеющие отношение к местному населению;
• Сообщения о распоряжениях и переводы приказов Военного губернатора Сырдарьинской области, относящиеся к местному населению;
• Разъяснения новых распоряжений высшей администрации;
• Статьи и заметки исторического и этнографического характера, а также составляемые по распоряжению администрации края научные разъяснения вредного характера тех или иных привычек или обычаев местного населения, например, о местных наркотиках, объяснения явлений природы (лунные затмения, землетрясения), краткие описания замечательных открытий и изобретений, усовершенствования в области науки, искусства, ремесел, равно о состоянии торговли и промышленности в России, представляющие интерес для местных жителей;
• Описание некоторых особых происшествий в крае;
• Объявления местной почтовой конторы;
• Объявления редакции газеты и некоторых правительственных учреждений края.»

Газета, однако, не могла объяснить и осветить в полном объеме все то новое, что появилось в крае с приходом русских. Вот почему «Туркестанские ведомости» вполне справедливо ставили вопрос об издании на местном языке научно-популярной литературы.

«Туркестанская туземная газета» практиковала издание подобных брошюр и высылала их подписчикам бесплатно.

Газета имела распространение в узких кругах. Тираж ее составлял 500-600 экземпляров. Вот как об этом писал Н.П.Остроумов: «Если русские XVIII столетия не сразу привыкли к газете, то как требовать этого от сартов, из которых немногие только грамотны.

Известно также, что в Индии туземные газеты долгое время оставались простыми акбарами (известиями), ограничивающимися сообщениями современных новостей. Приведенные исторические параллели могут в значительной мере оправдать и Туркестанскую туземную газету со стороны содержания и малого распространения среди туземцев, которые, естественно, не могут прежде всего не думать, что и 3 рубля (годовая плата) большие деньги. Разные известия, особенно интересные, они умеют передавать друг другу при помощи базара быстро, даром…

Несмотря на все изложенные обстоятельства, теперь сарты начинают ценить печатное слово выше базарных разговоров, а это уже служит ручательством за возможность успеха для газеты, по крайней мере, в будущем».

Газета на своих страницах публиковала произведения Пушкина, Гоголя, Толстого, Лермонтова и других русских писателей и поэтов в переводе на узбекский язык. Некоторое время переводчиком в редакции работал Фуркат.

«Туркестанская туземная газета» сыграла также важную роль в развитии узбекского литературного языка. А сама она является замечательным памятником языка эпохи, дающим яркое представление о развитии литературного языка, о его постепенном освобождении от архаизмов.

Благодаря «Туркестанской туземной газете» узбекский язык обогатился новыми словами, проникшими из русского: почта, поезд, машина, рояль и другими.

Ш.М.Ибрагимов – автор первого календаря на узбекском языке. Он написал и опубликовал на узбекском языке, как сейчас бы сказали, научно-популярные брошюры по различным отраслям знаний.

Примечателен факт пребывания Ш.М.Ибрагимова членом Туркестанского Отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, на заседаниях которого он выступал с сообщениями и докладами. В частности «О материалах и характеристике мусульманских мулл в Киргизской степи», «Очерки из жизни киргизского народа, в котором подробно описывались рождение, обручение и женитьба киргизов Большой Орды»». В одном из трех выпусков сборника ««Русский Туркестан»», подготовленного Отделом, была напечатана его работа «Этнографические очерки киргизского народа».

Ш.М.Ибрагимов участвовал также в работе группы членов Среднеазиатского ученого общества (1870-1871). 5 марта 1871 года подпоручик И.Н.Бекчурин представил Обществу записку следующего содержания, подписанную также И.И.Ибрагимовым, И.И.Еникеевым, А.Л.Куном, И.А.Александровым и др.:

«27 прошлого февраля в закрытом заседании Среднеазиатского Общества по предложению члена Общества Г.А.Аминова собрание членов учредителей поручило И.Н.Бекчурину, И.А.Александрову, А.Л.Куну составить для русских транскрибированный русскими буквами словарь туземных слов для объяснений с туземцами. К этому поручению… вследствие ходатайства приезжающих в г. Ташкент коканцев и бухарцев доставить им руководство для объяснения с русскими, присоединилась просьба составить транскрибированный мусульманскими буквами словарь русских слов для туземцев… Вследствие изложенного И.Н.Бекчурин и И.А.Александров… пригласили к участию для исполнения возложенного поручения служащих в Ташкенте переводчиков из лиц, знающих туземные языки, собраться для обсуждения программы занятий. Искреннее желание помочь желающим познакомиться с туземными языками и туземцев с русским привело в совещательное собрание по составлению словарей переводчика канцелярии генерал-губернатора Х.Е.Чанышева, переводчика Областного Правления И.И.Ибрагимова, поручика крепостной артиллерии И.Иеникеева, переводчика военного губернатора И.Н.Бекчурина и чиновника казенной палаты И.А.Александрова. По всестороннем обсуждении поручения членов-учредителей Среднеазиатского Общества… вышеприведенные лица в виду более практического применения словаря к делу признали за лучшее соединить в одну книгу слова не в форме словаря, а слова с разговорами, составленными из них. Так, например, под главой «Пути сообщения», будут сначала выставлены в первообразной форме самые необходимые слова, встречающиеся при разговоре с туземцами о дорогах. Из существительных, прилагательных, глаголов и других частей речи, поставленных, как было сказано, вначале, будет составлен ряд разговоров о путях сообщения и т.п. Такого рода разговоры со словами составители руководства решили назвать диалогами. Указанную форму соединения словаря с фразами в одной главе составители приняли на следующем основании. Начиная главу диалогов словами в первообразной форме, составители руководства желают дать возможность разговаривающим по диалогам при помощи самой краткой грамматики, приложенной к началу книги, состоящей из самых употребительных грамматических форм, обращающихся в разговорной речи, самостоятельно видоизменять слова и перефразировать речь сообразно требованиям предмета, подлежащего беседе. Кроме того, при знакомстве с краткой грамматикой, которая будет в начале книги, каждый, говорящий по диалогам, будет в состоянии путем грамматического анализа уяснить себе способы видоизменения слов. Приняв приведенный характер диалогов, составители руководства, имея в виду, что диалоги составляются для русских и туземцев, следовательно, для лиц, имеющих совершенно различные интересы при взаимных сношениях, нашли необходимым составить на русском языке два руководства, различных между собой по содержанию. Одно по характеру содержания должно отвечать потребностям русских служащих в крае, и, следовательно, руководство должно заменять весьма часто переводчика… Содержание другого должно заключать разговоры, соответствующие интересам туземцев при сношении с русскими, как по делам торговым, общественным и др. Согласившись по форме диалогов и их содержанию, составители руководства положили составить пять книг: 1. для русских служащих в крае: транскрибировать диалоги русскими буквами для объяснения с таджиками; 2. с узбеками и 3. с киргизами, всего три книги. Каждая книга будет состоять их трех столбцов: а. Русские слова и фразы, б. Транскрибированный их перевод на один из указанных языков и тот же перевод туземной речи, но написанный мусульманскими буквами. Последний столбец делается на том основании, что в начале книги за грамматикой будет приложено несколько замечаний относительно мусульманского алфавита и указан способ чтения мусульманской грамоты, следовательно, желающим выучиться читать мусульманские письма предоставляется тут же в этой книге возможность выучиться читать по-таджикски или узбекски».

Записка Бекчурина, Ибрагимова и Еникеева обсуждалась на заседании Общества 5 марта 1871 года. А.П.Федченко, касаясь формы предполагаемых к изданию учебников, заметил, что «в видах большого удобства при пользовании ими, следовало бы соединить русский, джагатайский, киргизский и таджикский тексты в одной книге, так как в Туркестанском крае есть очень много местностей, где одновременно употребляются два языка, например, в Самарканде – джагатайский и таджикский. Помещая русскую транскрипцию над арабской, в учебнике получиться только четыре столбца, что в виду подобных же примеров для европейских языков, конечно, не составит никакого затруднения для издания и пользования этими учебниками. К замечанию своему о форме издания этих учебников А.П. прибавил, что деление учебника по интересам, на русские и туземные (причем, между прочим, интересы торговые прописаны исключительно туземцам) ему кажется не вполне точным, было бы полезным включить разговоры о торговле и в русско-джагатайско-киргизско-таджикские диалоги». Собрание рекомендовало учесть замечание А.П.Федченко при окончательной редакции учебника.

Что касается «диалогов», предназначенных для местного населения, то было признано необходимым составить их в двух книгах: одну – «для таджиков, бухарцев, другую – для узбеков, коканцев. Каждая из этих двух книг также будет состоять из трех столбцов: а) фраза таджикская, написанная мусульманскими буквами, б) русский ее перевод, транскрибированный мусульманскими буквами и в) русский перевод, написанный русскими буквами… Диалоги для туземцев будут сопровождать как предисловие указание о русской азбуке и способ чтения русской грамоты».

Как видим, налицо был весьма продуманный подход к делу, и составленные группой членов Общества при участии привлеченных со стороны специалистов проекты учебных пособий по русскому языку для коренного местного населения края вызвал живейший интерес.

В 1871 году Ибрагимов – участник комиссии по возможности «применения русского алфавита к чтению и письму на сартовском языке» и «согласования краткой хрестоматии самых легких рассказов на сартовском языке в русской транскрипции» (в связи с заявлением на имя генерал-губернатора Сейид Алим-бая о желательности открытия в Ташкенте школы для детей коренного населения «на новых началах с преподаванием русского языка и общепринятых в мусульманских школах наук»).

В 1871 г. произведен за выслугу лет в чин коллежского асессора, награжден орденом Св. Станислава 2 степени. В 1873 г. в должности переводчика при командующем войском действующего отряда участвовал в походе на Хиву. За отличие в военных действиях 9 января 1874 г. награжден орденом Св. Станислава 2 степени с мечами, 11 ноября 1879 г. произведен в надворные советники. Приказом по войскам Туркестанского округа от 9 августа 1875 г. назначен в число лиц Главной квартиры войск, действовавших против Кокандского ханства на должность переводчика при командующем войсками действующего отряда, за что в 1876 г. был награжден орденом Св. Владислава 4 степени с мечами и произведен в коллежские советники.

В 1874 году в должности «переводчика при главном начальнике войск» Ибрагимов принимал участие в Хивинском походе и в течение четырех месяцев был в Хивинском ханстве, что он и описал в «Некоторых заметках о хивинских туркменах и киргизах».

В 1874 году Ибрагимов посетил по делам службы Петербург18, в 1876 году – Ферганскую область19, в 1875 году – участвовал в Кокандском походе переводчиком при Полевом штабе.

Для более полной характеристике личности Ибрагимова следует указать, что по распоряжению туркестанского генерал-губернатора 20 января 1877 г. назначен членом и переводчиком в следственную комиссию по делу о злоупотреблениях, обнаруженных в управлении Куралтинского уезда, по расследованию фактов незаконной скупки крупных земельных участков группой «господ ташкентцев» – начальником Кураминского уезда полковником Гуюсом, генерал-губернатором Головачевым, камер-юнкером Савенковым и др. Несмотря на попытки замять дело, члены комиссии (Д.М.Граменицкий, И.И.Ибрагимов и др.) довели свои функции до конца, опросив 800 человек – «виновных, участников, пособников, потерпевших и свидетелей». Они вскрыли истину вопреки тому, что «обвиняемые, благодаря своему служебному положению, имели сильное влияние на коренное население».

Кауфман и хивинский хан заключают договор

С 17 августа 1878 г. состоял в должности старшего чиновника особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе по дипломатической части. Высочайшим приказом о чинах гражданских военного ведомства 22 июля 1879 г. произведен за отличия по службе в статские советники. 28 сентября 1880 г. пожалован персидским шахом орденом Льва и Солнца 3 степени.

«Г. Ташкент, 8 августа 1879 года, № 237. И.д. чиновника для поручений при туркестанском генерал-губернаторе по дипломатической части, коллежский советник Ибрагимов… уволен в отпуск на три месяца, за границу, в Германию и Францию… Туркестанский генерал-губернатор Г.А.Колпаковский».

Фактически он возглавлял дипломатическое ведомство генерал-губернаторской канцелярии. Сам К.П.Кауфман указывал, что в ведении Ш.М.Ибрагимова находится заведование дипломатическими делами.

В те годы Туркестанское генерал-губернаторство проявляло значительную самостоятельность в вопросах дипломатии. Оно вело по своей инициативе переговоры с Хивой, Бухарой и даже с Персией и Индией. К.П.Кауфман был наделен чрезвычайными полномочиями и имел «право вести войны и заключать мирные договоры».

Ш.М.Ибрагимов дважды в 1880 и 1881 годах возглавлял русские посольства в Бухарское ханство и был известен как «дельный дипломат». За дипломатические заслуги он был награжден орденами России и Персии и получил чин действительного статского советника. Приказом по военно-народному управлению Туркестанского генерал-губернаторства от 23 января 1881 г. назначен председателем комиссии для рассмотрения переводов на тюркские языки «Свода положений об общественном, податном и поземельном устройстве Ферганской области». 26 июня 1881 г. возглавил посольство, отправленное к бухарскому эмиру. 24 марта 1882 г. произведен в действительные статские советники. Высочайшим приказом о чинах гражданских военного ведомства, состоявшемся 29 августа 1882 г., уволен по прошению от службы с мундиром и удовлетворением на службе. 29 июня 1884 г. определен вновь на службу в распоряжение туркестанского генерал-губернатора с сохранением за ним получаемой пенсии из Государственного казначейства по 600 руб. в год. 10 января 1886 г. прикомандирован для занятий к путевой канцелярии туркестанского генерал-губернатора, находившейся в Санкт-Петербурге. Приказом по Туркестанскому краю от 17 февраля 1890 г. назначен на должность чиновника для усиления личного состава Главного управления Туркестанского края.

Из личной жизни Ш. М. Ибрагимова известно, что он был женат на дочери касимовского купца А. Бакиева Айше Камяль, с которой в 1880 г. был разведен. 14 февраля 1891 г. вторично вступил в брак с дочерью штабс-капитана А. Рахимова Хуни-Дурхан.

Интерьеры в доме генерал-губернатора Туркестана. Выставка плодов и овощей в доме генерал-губернатора, 1871 год.

Аудиенция афганцев у генерал-губернатора в Ташкенте, 1879 год

Но все же как «инородец» Ш.М.Ибрагимов не устраивал царское правительство. Он выдвинулся лишь благодаря своим исключительным способностям, а также нехватке подготовленных кадров в первые годы существования Туркестанского генерал-губернаторства. Сказывалось также его личное обаяние на К.П.Куфмана. Но когда К.П.Куфман тяжело заболел, Ш.М.Ибрагимов был бесцеремонно отстранен от занимаемой должности.

В 1881 году умирает его брат – Шахмурат Мирясович Ибрагимов. По семейному преданию Шахмурат Мирясович умер от инфаркта на тое (званом обеде), когда его сын на его глазах, играя упал в казан с кипящим маслом. «3-го февраля в 6 часов вечера скончался в Ташкенте редактор азиатской газеты (приложения к туркестанским ведомостям на сартовском и киргизском наречиях), надворный советник Федор Иванович Ибрагимов (Шагимурат Мирясович). Считаем своим священным долгом помянуть добрым словом его скромную, но вполне полезную деятельность, которую он всю посвятил на пользу Туркестанскому краю. Федор Иванович начал свою службу в 1870 году письменным переводчиком тюркских языков при Областном правлении в Ташкенте. Имея постоянно по службе своей сношения со множеством просителей – туземцев, он скоро сделался известен между туземным населением Ташкента как человек гуманный, всегда готовый оказать помощь нуждающемуся и делом, и добрым советом. Федора Ивановича скоро оценили и его сослуживцы как усердного и добросовестного труженика. В 1873 г., во время хивинского похода, Ф.И. в первый раз принял от брата своего, И.И.Ибрагимова, заведование редакцией азиатских приложений к Туркестанским ведомостям. Затем, на время отсутствия И.И.Ибрагимова, он постоянно заступал его место по редакции первой и пока – единственной газеты в Средней Азии. И в эту деятельность он внес тот же усидчивый, добросовестный труд, с которым исполнял он все свои служебные обязанности. Благодаря его деятельности, умению вести дело редакции газета с каждым годом приобретало все большее число подписчиков между туземцами. В 1878 году редакция окончательно перешла в заведование Федора Ивановича, а в следующем 1879 году он был назначен также переводчиком туземных языков при туркестанском генерал- губернаторе…».

В апреле 1882 года Ибрагимов вынесли благодарность « за прекрасное во всех отношениях исполнение в продолжение всех четырех лет обязанностей дипломатического чиновника»25. Однако, 12 октября 1882 года приказом генерал-губернатора Черняева он был «уволен, по прошению, от службы с мундиром» и покинул Туркестан.

Э.А.Масанов связывает эти факты, и, видимо, не без основания, с тем, что Черняев «имел столкновения с Ч.Ч.Валихановым и не любил его друзей». Во всяком случае, характерно, что после замены Черняева Ибрагимов вернулся в Ташкент. Однако его уже не назначили на ответственную должность, несмотря на высокий чин действительного статского советника. Он служил сверхштатным чиновником в генерал- губернаторской канцелярии.

В 1886 году он состоял в Петербурге при Путевой канцелярии туркестанского генерал- губернатора. Этот период его деятельности пока слабо известен.

За год до этого, в 1885 году, возник, однако, вопрос о «повышении» Ибрагимова и возможности использования его на службе по ведомству народного просвещения.

Однако это поприще закрыли для него. Российские правящие круги опасались роста панисламистских настроений в крае и того, что Ибрагимов может возглавить это течение, хотя объективных данных, подтверждающих это, не было. В связи с этим всемогущему обер-прокурору священного Синода К.П.Победоносцеву, который утверждал все кандидатуры на руководящие должности в народном образовании Российской империи было послано письмо, в котором небезызвестный Н.И.Ильминский с циничной откровенностью великодержавного шовиниста и ретрограда высказывался против кандидатуры Ибрагимова.

Надо сказать, что опасения по поводу пантюркистских и панисламистских тенденций в мусульманской среде обоснованы. И это подтвердили Андижанские события.

Черняев

2 января 1885 года умер муфтий Оренбургского Магометанского Духовного Собрания Салимгалей Тевкелев, занимавший этот пост с 1865 года. 7 января уфимский губернатор П.А.Полторацкий в еженедельной записке министру внутренних дел графу Д.А. Толстому сообщает, что погребение муфтия Тевкелева «совершено согласно разрешению Вашего Сиятельства в ограде Уфимской мечети при значительном стечении мусульман… Семейство покойного… просило доставить копию с телеграммы Вашего Сиятельства для прочтения в мечети во время богослужения… В городе высказываются предположения о будущем преемнике… делают указания на Ахмед-Гирея князя Чингиза, сына последнего владетельного хана Букеевской Орды». Губернатор сообщал также министру, что брат покойного, отставной полковник Тевкелев конфиденциально просит о назначении новым муфтием мирового судьи Мухамедиара Шарыповича Султанова.

Далее в качестве справки в деле приводится выписка из статьи 1236 Свода законов Российской империи, в которой говорится, что «кандидаты для занятия места муфтия избираются магометанским обществом, и один из них по представлению министра внутренних дел утверждается Высочайшею властью». Тут же даётся пояснение к справке, что «предместник (предшественник — А.Т.) Оренбургского муфтия Тевкелева Сулейманов (Габделвалит) был назначен на эту должность (в 1840 году — А.Т.) по особому Высочайшему повелению вследствие ходатайства Великого князя Михаила Павловича как главного начальника военно-учебных заведений, при которых Сулейманов состоял законоучителем. По смерти Сулейманова в 1862 году по Высочайшему же повелению 28 апреля 1865 года был назначен муфтием гвардии ротмистр Тевкелев».

Российские мусульмане знали о своих правах, поэтому неудивительно, что 11 февраля 1885 года уфимский губернатор под грифом «секретно» сообщил в МВД: «Магометанским Духовным Собранием получено из Казани прошение мусульман разных сословий… о дозволении избрать муфтием известное им лицо из духовного сословия». Далее губернатор добавляет, что ему неизвестно, кто имеется в виду, но, по его мнению, «назначение муфтия из среды магометанского духовенства не соответствовало бы государственной пользе по необразованности и склонности (этого духовенства — А.Т.) к фанатизму».

В это же время нижегородский губернатор представляет в министерство «на благоусмотрение Вашего Сиятельства приговор мулл Нижегородской губернии об избрании ими в кандидаты на должность муфтия Оренбургского округа нижегородского ярмарочного ахуна (судья, совершающий правосудие на основе норм шариата, — А.Т.) Соколова», о котором сообщает, что «Симерхин Хамитов Соколов, 62 лет от роду, в должности состоит 20 лет».

А «обыватели из мусульман татарских деревень Малмыжского уезда Вятской губернии» сами направили прошение в Петербург, обратившись к Александру III так: «Всепресвятейший Державный Великий Государь Император Александр Александрович, Самодержец Всероссийский Государь Всемилостивейший». Просили они царя об избрании муфтия «из лиц вполне знакомых с духовною нашею наукою и нравственного поведения».

Министерство внутренних дел тщательно рассматривает предлагаемые кандидатуры, запрашивает мнения и отзывы о них у лиц известных и пользовавшихся полным доверием.

Начальник Оренбургской губернии, губернатор и наказной атаман генерал-майор Маслаковец конфиденциально сообщает товарищу министра И.Н. Дурново о том, что оренбургский губернский предводитель дворянства предлагает на замещение должности муфтия действительного тайного советника Мир-Салих Мир-Салимовича Бекчурина.

Ответом на это предложение можно считать записку, направленную в Министерство внутренних дел генералом от артиллерии, командующим войском Оренбургского военного округа Н.А.Крыжановским «О магометанах Восточной полосы России». В ней говорится: «Начиная от берегов Волги, от Казани через Уфу и Оренбург, с глубин Средней Азии до самых пределов Афганистана тянется неправильною широкой полосою магометанское население подданных Российского императора. При известных условиях эта громадная масса фанатических мусульман может подняться и, движимая религиозной идеей, причинить немало хлопот России. В виду этого всякая мера, направленная к ослаблению мусульманского фанатизма, разрывающая эту непрерывную цепь магометанского населения русскими элементами и нарушающая единство его духовного управления, должна быть принята с уверенностью в успехах и выполнена энергически».

Далее генерал рубит с прямотой вояки: «…в интересах России муфтием должен быть назначен человек преданный России и даже обрусевший и цивилизованный, не киргиз, не башкир, не казанский татарин, и при том человек, не выделяющийся умственными способностями… как выделялся Тевкелев, своею личностию высоко поднявший звание муфтия…»

И, наконец: «…Живущий в Оренбурге отставной действительный статский советник Бекчурин родом из касимовских татар, был учителем восточных языков, знает арабский, персидский, турецкий и татарский, не отличается особенно выдающимися умственными способностями». Именно последнее качество и считает генерал от артиллерии наиболее подходящим качеством для кандидатуры в муфтии!

В это же время его сиятельство господин директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий Министерства внутренних дел князь М.Р.Контакузин граф Сперанский получает докладную записку от уфимского губернского военного и гражданского старшего ахуна Хаджи Шрафутдина Абулвахитовича Сулейменова следующего содержания:

«Покойный отец мой, бывший Оренбургский муфтий А.Сулейменов (таково в переписке написание фамилии Сулейманов — А.Т.) прослужил беспорочно 43 года. Состоя сперва 20 лет имамом в городе Санкт-Петербурге, он за отличное усердие, оказанное им по возложенному на него поручению наблюдать за нравственностью малолетних горцев, воспитывавшихся в Кадетских корпусах и Дворянском полку… затем в 1840 году… назначен Оренбургским муфтием. Он 1 февраля 1861 года за №202 ходатайствовал через Оренбургского и Самарского генерал-губернатора об увольнении в 6-месячный отпуск в города Мекку, Медину и Иерусалим для поклонения по закону магометанской религии с тем, чтобы вместо него к исполнению должности муфтия был назначен я по приговору мусульманского духовенства, но объяснённое ходатайство отца из-за Севастопольской войны осталось неразрешённым… В 1862 году отец умер… и таким образом уже 25 лет как продолжаю оставаться кандидатом на эту должность».

Однако далее из материалов дела следует, что непосредственными и главными действующими лицами в решении вопроса о назначении нового Оренбургского муфтия были вовсе не Министр внутренних дел и тем более не начальник департамента духовных дел «иностранных вероисповеданий» этого министерства, а обер-прокурор Святейшего Синода К.П.Победоносцев и директор Казанской инородческой учительской семинарии Н.И.Ильминский.

Святейший Синод — высший государственный орган управления православной церковью в России в 1721-1917 годы. Членов Священного Синода и их глав — обер-прокуроров (обер — от немецкого ober — старший, высший) назначали российские императоры. К.П.Победоносцев (1827—1905) — государственный деятель, учёный-правовед, профессор Московского университета, сенатор и член Госсовета, преподавал законоведение и право будущим императорам Александру III и Николаю II, играл реакционную роль в определении правительственной политики в области просвещения, религий, национальном вопросе и др. Н.И.Ильминский (1822—1891) — крупный востоковед, член-корреспондент Петербургской Академии наук, вёл безудержную миссионерскую работу среди мусульманского населения Поволжья и Приуралья.

А теперь о письме Н.И.Ильминского Победоносцеву от 29 апреля 1865 года. Передо мной — его копия. Вот строки этого письма: «Ваше Превосходительство Милостивый государь Константин Петрович, письмо Ваше… о Султанове и Бекчурине получил… я высказал предпочтение Султанову. Ибрагимова я видел в прошлом году, проездом через Казань из Петербурга в Ташкент он и меня удостоил своим посещением. Я прежде слышал, что он при покойном К.П.Кауфмане (туркестанский генерал-губернатор, командующий войсками Туркестанского военного округа, почётный член Петербургской Академии наук — А.Т.) пользовался полным доверием как отличный знаток азиатских языков и дельный дипломат. При Черняеве (туркестанский генерал-губернатор в 1882-1884 годах — А.Т.) он, кажется, удалился из края, а при генерале Розенбахе (командующий войсками Туркестанского военного округа — А.Т.) опять поехал в Среднюю Азию. Но о его нравственном или политическом характере я ни от кого ничего не слыхал ни в какую сторону. Он довольно высокий, стройный, тончавый, цивилизованный и вполне комильфотный, можно сказать, блестящий. Прибавьте — действительный статский советник. Говорит бойко, красноречиво и энергично. Наших мешковатых духовных он может стушевать. Но это ещё ничего, а вот чего можно опасаться: служив долго в центре Туркестанского Управления, он как человек внимательный и умный, вероятно, отлично узнал всю подноготную мусульманских стран, народов и правительства; как на ладони видит и знает всю совокупность мусульманского мира на всём лице земли; лично знаком со многими лицами и в России, и в Средней Азии, и в Индии, и в Киргизской степи и т.д. Так что если ему паче чаяния влезет в голову идея панмусульманская, то он владеет к тому полным знанием и всеми нравственными средствами. А в то же время блестящим русским говором и изложением, идеями прогрессивными и даже когда нужно либеральными, обращением и манерами ловкими и совершенно светскими, смелостью и умелостью держать себя с достоинством, но без дерзости пред кем угодно — всем этим он может обаять и ослепить наших господ чинов высшего управления. Тевкелев пред ним мешок. Кратко сказать: не нашей простоте орудовать таким тонким инструментом. Для нас вот что подходяще было бы: чтобы в русском разговоре путался и краснел, писал бы по-русски с порядочным количеством ошибок, трусил бы не только губернатора, но и всякого столоначальника и т.п. Я всё это, впрочем, написал совершенно теоретично, но, кажется, правдоподобно, и утверждаю не вред, а рискованность.

С глубочайшим почтением имею честь быть Вашего Высокопревосходительства усердный слуга Н.Ильминский».

Не далеко от генерала от артиллерии ушёл член-корреспондент Петербургской Академии наук Николай Иванович Ильминский: хорошо бы посадить в муфтии человека, который в русском разговоре путался бы и краснел, да к тому же трусил бы всякого столоначальника. Едва ли меньше всех из возможных кандидатов такими свойствами обладал Шагамурад Ибрагимов. Добавим к описанным Ильминским достоинствам Шагамурада Ибрагимова ещё такой факт: он имел ордена Владимира 4-й степени с мечами, Святой Анны 2-й и 3-й степени с мечами и 4-й степени, Святого Станислава 2-й степени с Императорскою короной и мечами, 2-й степени без короны и 3-й степени с мечами, персидским шахом ему был пожалован орден Льва и Солнца 3-й степени, на ношение которого последовало Высочайшее соизволение.

Однако директор Департамента духовных дел МВД записывает: «За неимением в виду кого-либо способного занять место Тевкелева Департамент приступил к собиранию сведений о вышеупомянутом Ибрагимове… в пользу Ибрагимова высказывались словесно Его Высочество Евгений Максимилианович Лейхтенбергский и начальник Азиатского департамента И.А.Зиновьев».

В своём ходатайстве Степной генерал-губернатор Г.А. Колпаковский, засвидетельствовав «политическую и служебную благонадёжность» Ибрагимова, обращается к этому директору Департамента с такими словами: «Надеюсь, что Вы, Ваше Сиятельство, снисходительно отнесётесь к моему заявлению, особенно если будет угодно согласиться, что избрание лица для замещения вакантной должности Оренбургского муфтия не может не быть интересным для начальника края, в котором на 1.667.652 человека общего населения 1.346.812 душ мусульман».

10 мая 1885 года Ш.М.Ибрагимов подобно Х.-Ш.А.Сулейменову лично обратился в Министерство внутренних дел с таким посланием:

«Докладная записка состоящего в распоряжении Туркестанского генерал-губернатора действительного статского советника Ибрагимова. Его Сиятельству господину Директору Департамента духовных дел иностранных исповеданий шталмейстеру князю Михаилу Родионовичу Контакузину графу Сперанскому

Ввиду открывшейся в прошедшем году вакансии на должность Оренбургского муфтия, по настоящее время не замещённой, честь имею обратиться к Вашему Сиятельству с ниже следующим.

Должность Оренбургского муфтия, председательствующего в Оренбургском же Духовном Собрании, бесспорно принадлежит к числу наиболее выдающихся должностей магометанского мира России как по своему непосредственному значению духовного главы магометан значительной части Империи, так и по тому доверию, которым Правительство облекает лицо, занимающее этот пост, возлагая на него помимо отправления число служебных обязанностей нравственную ещё обязанность неуклонно стремиться к укреплению среди руководимых им магометан беспредельной преданности, любви и верноподданнических чувств к священной для всех особе Государя Императора. Правительство, конечно, являет к муфтию важные для пользы государства требования. Благодаря этому должность Оренбургского муфтия помимо чисто религиозного своего характера имеет, несомненно, это серьёзное общегосударственное значение… Значение должности муфтия становится всё более наглядным при обращении к данным, согласно которым в районе его ведения ему непосредственно подчинены 3028 магометанских приходов. Он должен, с одной стороны, быть блюстителем исполнения магометанским духовенством своих прямых обязанностей, и в то же время строго и зорко наблюдать, чтобы последние не были дурно поняты муллами, дабы это не повлекло за собою каких-либо фанатических вожделений, зачастую ставящих преграды тесному сближению русского православного населения с мусульманским, к взаимному их общению и выгоде; с другой стороны, муфтий обязан неуклонно следить и употреблять все зависящие меры, чтобы все мусульмане являлись вернейшими и преданнейшими подданными русского царя, чтобы они считали Россию своею матерью-родиной и всеми силами старались стать достойными сынами её, а в русском народе видели своих родных братьев.

Позволив себе высказать вкратце свой взгляд на значение должности Оренбургского муфтия, а также на ту цель, к которой он должен неусыпно стремиться, я осмелюсь перейти к предмету моего ходатайства…»

Далее Ш.М.Ибрагимов описывает свою службу в Сибири и Туркестане, а заканчивает свою записку так:

«…в настоящее время, желая по-прежнему служить Его Величеству и приносить посильную пользу, мне бы лестно было занять такой пост, где деятельность моя была бы и обширнее, и плодотворнее моей настоящей деятельности в качестве чиновника, состоящего в распоряжении при генерал-губернаторе. Ввиду этого осмеливаюсь обратиться к Вашему Сиятельству со всепокорнейшею просьбою принять участие в ходатайстве о назначении меня на должность Оренбургского муфтия…»

Однако напрасно расстарался в выражении своих верноподданнических чувств и мыслей статский советник Ибрагимов: директор Департамента пишет в своём заключении: «Записка эта производит очень хорошее впечатление, если это есть действительные выражения мыслей, то это хороший кандидат».

Уфимский губернатор получает из Министерства внутренних дел предложение… вступить «в личные объяснения с отставным поручиком Султановым». Выполнив это поручение, он докладывает товарищу министра И.Н.Дурново: «г.Султанов, насколько я мог убедиться из беседы с ним, принадлежит к небольшому числу образованных мусульман… Что же касается вопроса о его личной готовности занять эту должность, то я встретил… полное к сему нерасположение».

И дальше: «Не имея значительного состояния, Султанов поставлен в необходимость лично заниматься хозяйством, почему и избрал деятельность мирового судьи, дающую ему при вознаграждении в 2 тысячи рублей возможность постоянно проживать в имении. С назначением муфтием ему предстояло бы довольствоваться меньшим содержанием 1,5 тысячи и отказаться от личного управления делами. Кроме того, г.Султанов опасается, что недостаточно известен среди мусульман за пределами Мензелинского и Белевского уездов, в которых находятся его имения».

Однако надо же: К.П.Победоносцев знакомит Департамент духовных дел с копией нового письма Н.И. Ильминского: «…Вот какие татары — отказываются от весьма почётного звания муфтия… Но что значит отказ Султанова? Личное ли это его дело? Ну не желает Султанов, и бог с ним. Я скорее скажу, каких бы не желательно. Не желательно, во-первых, петербургского ахуна Баязитова. Не желательно муллы или святоши вроде стерлибашских. В Стерлибаше жил долго знаменитый и весьма влиятельный среди татар всей России и киргиз магометанской святоша, который основал там медресе — целый городок, где по нескольку тысяч живало учеников — настоящие мюриды. Я полагал бы подходящим по своей недостойности заседателя Уфимского Магометанского Собрания Максютова (приписка на полях: «по сведениям, сообщённым в прошлом году директору Департамента полиции, Максютов по народной молве большой взяточник»), по-русски говорит порядочно, торгует кумысом. Жена у него ходит важно по-татарски, с боку на бок переваливается. Как есть хазрат татарский. Он давно служит в Собрании, то и конечно затвердил все деловые шаблоны. Думаю, что он был бы хорош на месте муфтия. Но я слышал, что в Уфе есть какой-то уж очень учёный по-арабски ахун, сын прежнего дотевкелевского муфтия, того не нужно. Но если наши петербургские любители совершенств во всяком роде… не удовлетворятся моим любезным Максютовым, то дабы выбирая, а выбирать приходится более или менее наобум, не нарваться на горшее, по-видимому, придётся (останавливаться) на Ибрагимове. Против него я ставлю его чин действительного статского советника, его светский лоск и особенного рода шустрость, бойкость и ходкость… Вот что главное мне представляется не симпатичным, он по-русски образован, по крайней мере, светски налощен. Его жена дама цивилизованная, хоть в петербургский салон…»

На этом письме директор Департамента духовных дел с заметным раздражением и усталостью пишет: «Что говорит Константин Петрович (Победоносцев — А.Т.) о Максютове? Мне лично Ибрагимов представлялся бы соответственным кандидатом, так что всё то, что кажется Ильминскому страшным, меня вовсе не пугает. О Максютове я в первый раз слышу и о нём никакого понятия не имею».

Прошло уже десять месяцев, а должность муфтия по-прежнему остаётся вакантной. Государственные мужи в Петербурге советуются, решают. Исчерпав терпение, мусульманские общества различных губерний Российской империи подают ещё одно прошение о разрешении избрать на пост муфтия одного из лиц духовного звания — теперь Великому князю Владимиру Александровичу. Но обнаруживается, что вопрос практически уже решён: кандидат в муфтии определён и оставалось утрясти лишь финансовую сторону дела.

Товарищ министра внутренних дел И.Н.Дурново обращается с ходатайством к товарищу министра финансов П.Н.Николаеву, и тот не высказал «с своей стороны препятствия к испрошению Высочайшего соизволения на производство имеющему быть назначенным Оренбургским муфтием Султанову личной прибавки к содержанию в размере 3428 рублей». В скором времени уфимский губернатор сообщает, что «г.Султанов высказал готовность принять должность муфтия при вышеозначенных условиях».

Ровно год спустя после смерти муфтия Тевкелева, 2 января 1886 года главой мусульман Поволжья и Урала был высочайше утверждён Мухамедъяр Султанов. Победоносцев и Ильминский взяли верх.

Меня удивляет, что на должность духовного главы русских мусульман претендовал человек, никогда не занимавший мусульманских должностей. Но такова, очевидно, практика того времени, когда мусульманская (да и любая другая) религиозная деятельность была под жестким контролем правительства. Но я думаю и современное отношение российского (да и любой среднеазиатской республики) правительства к религиозному руководству такое же.

На своём посту М.М.Султанов оставался до своей кончины в 1915 году, прослужив в Духовном Собрании более 29 лет. Может быть, и можно сказать, что вреда российским мусульманам он не нанёс, а Петербургу, за малым прегрешением, угодил, так это несомненно. С Шагамурадом Ибрагимовым ему, Петербургу, было бы беспокойней. Победоносцев и Ильминский знали своё дело.

На страницах известной книги А.И.Добросмыслова «Ташкент в прошлом и настоящем» об Ибрагимове сказано «Первым редактором «Туркестанской туземной газеты») был назначен татарин (!?) переводчик… Шагимурад Мирясович Ибрагимов, человек малограмотный, обучавшийся всего в одном или двух классах сибирского кадетского корпуса». Здесь Добросмыслов явно путает Шахимардана Ибрагимова с его братом Шахимуратом (В 1891г. скончался Шахимардан, а не Шахимурад), и сама оценка эта, тенденциозная и явно несправедливая, может быть объяснена только получением Добросмысловым сведений от какого-либо из шовинистически настроенных и пристрастных колониальных чиновников.

Исходя их формулярного списка Ш.М.Ибрагимова, хранящегося в Министерстве иностранных дел, в 1887 г. он был принят на службу в ведомство Министерства иностранных дел.

Со строительством Среднеазиатской железной дороги значительно увеличилось число паломников к святым местам в Мекке и Медине. Число их превышало 60 тыс. человек в год. Интересы российских подданных защищал французский консул. Однако из-за выросшего числа их он не мог обеспечить должную защиту, и российские паломники подвергались беспощадной эксплуатации со стороны местного населения, пользующегося их неопытностью и беззащитностью, по словам французского консула в Джидде. Отмечая, например, в донесении в Петербург посол в Константинополе А.И.Нелидов писал: «Паломников из России в 1890 г. ожидается в Джидде вдвое больше прошлогоднего… Наше собственное обаяние среди туркестанцев, бухарцев и прочих подчиненных нам племен требует, чтобы мы оказывали им более деятельное и непосредственное покровительство в столь важную для каждого минуту хаджа».

Документы Архива внешней политики России свидетельствуют, что число русскоподданных мусульман, ежегодно совершающих хадж, то есть паломничество в святые места в Аравии, составляло порой десятки тысяч человек.

Обосновывая необходимость открытия консульства в Джидде, начальник азиатского департамента МИД России И.А.Зиновьев делал акцент именно на данном аспекте вопроса. «Агент наш в Джидде,- отмечал он, — служил бы прежде всего интересам наших паломников». В этом, по его мнению, проявлялось бы достоинство России как державы, насчитывающей «немалое число подданных мусульман». Исходя из этого, а также из необходимости способствовать расширению российского влияния в этом регионе, 15 августа 1890 году учреждено Российское консульство в Джидде. Ш.М.Ибрагимову было предложено возглавить это консульство. Именно те качества, которые перекрыли ему карьеру в народном образовании, оказались решающими при назначении его консулом.

Генерал-губернатор Туркестана входит в свой экипаж на плацу перед собором. Фото Уильяма Захтлебена. 1890г.

«На днях из Ташкента отправился в Петербург, вызванный туда для назначения на вновь учрежденный пост нашего консула в г. Джидде (в Аравии), один из старейших по службе в крае туркестанцев, действительный статский советник Иван Иванович Ибрагимов… Не сомневаемся, что и на аравийском берегу он заслужит вскоре такую же любовь и уважение, какими пользовался он во все время своей долголетней службы в Туркестане».

12 июня 1891 г. в телеграмме в адрес азиатского департамента МИД России Ш.М.Ибрагимов сообщал следующее «Честь имею донести, что вверенное мне Российское Императорское консульство в Джидде открыто 3-го дня сего года. Консул Ибрагимов». В штат первого российского консульства в Аравии входили секретарь и врач Никитников и писец Щеглов.

В годовом отчете министерства иностранных дел России за 1890 г. указывалось, что «Джидда представляет лучший пункт для наблюдения за… теми течениями, религиозными и политическими, которые, зарождаясь и вырабатываясь в Мекке, расходятся затем иногда по всему мусульманскому миру».

На основании донесений из посольства в Константинополе и заключения Азиатского департамента МИД России министр иностранных дел Н.К.Гирс в своем докладе полагая, что помимо защиты интересов российских подданных консульство в Джидде могло бы выполнять и важные политические функции. «Мекка, — писал он, — вследствие ежегодного стечения сотен тысяч паломников со всех концов света, сохраняет постоянную живую связь со всем мусульманским миром, и агенту нашему в Джидде было бы не трудно следить за настроением этого мира.

Кроме того, он имел бы возможность доставлять министерству иностранных дел сведения о населяющих Аравийский полуостров племенах, поддерживающих постоянное общение с арабскими племенами других частей Передней Азии. Об этих племенах министерству известно очень немного, а между тем из некоторых данных, которые консулу нашему в Багдаде удалось доставить министерству, видно, что у них последнее время стало проявляться стремление к самостоятельности, которым, по-видимому, не прочь воспользоваться английское правительство для легчайшего достижения своих политических целей».

В инструкциях, полученных Ибрагимовым, помимо выполнения чисто консульских функций ставились задачи и политического характера. Так, ему предписывалось: «Выяснять политическое значение вообще Мекки и Медины, а также общее настроение умов жителей означенных городов…

…желательно, чтобы Вы ознакомились с положением дел в Аравии вообще, предпринимали поездки во Внутреннюю Аравию с целью узнать политическое положение различных свободных и вассальных арабских племен, форму их отношений и подчиненности турецкому правительству, а также отношение их к англичанам;

обратить внимание на торговлю в Аравии как портовую, так и внутреннюю, и определить, не представиться ли возможность российскому купечеству завязать непосредственные торговые отношения с туземцами, и могут ли русские купцы с успехом конкурировать с иностранными державами и в чем именно;

ознакомиться с колонизационными планами, проводимыми в портовых пунктах по берегу Красного моря остальными европейскими державами, особенно англичанами;

стараться приобрести популярность среди арабских племен, разбросанных внутри Аравии, для чего рекомендуется вступать в непосредственные дружеские сношения с шейхами их, особенно с меккинским, стоящим выше других;

….желательно также, чтобы Вы следили за политическим положением дел в соседственной Вам Абиссинии, а также за мерами, принимаемыми там со стороны Италии».

В заключении консулу предписывалось обратить особое внимание на то, чтобы Россия имела «в Аравии высокое, подобающее ее могуществу значение», и на то, чтобы он «как представитель великой державы держал себя с достоинством в глазах туземного населения и стараться всяческими средствами снискать себе у туземцев любовь и уважение, имея в виду, что от приобретения личной популярности может зависеть и дальнейшее успешное ведение дела…».

Кроме того, российскому консулу рекомендовалось поддерживать дружеские отношения с представителями европейских держав, аккредитованных в Аравии.

В инструкции Ш.М.Ибрагимову также предписывалось «наблюдать за настроением мусульманских умов…» и своевременно сообщать в Петербург о наиболее «выдающихся» из них, возвращающихся обратно в Россию.

Особое беспокойство России в этот период вызывала активизация деятельности Англии в аравийских владениях Оттоманской империи. Это беспокойство нашло отражение в дополнительной инструкции, данной российским послом в Константинополе А.И.Нелидовым Ш.М.Ибрагимову в мае 1891 г. В ней подчеркивалась необходимость внимательного изучения действий и общей политики Англии в этом районе, использующей различные средства для проникновения в Аравию. «… Великобританское правительство, господствующее в Египте, старается подчинить своему влиянию и принадлежащие в прежнее время Египетскому халифату священные места ислама. В наших видах не может лежать подобное увеличение значения Англии в мусульманском мире и на Востоке вообще…».

По прибытию в Джидду Ш.М.Ибрагимов довольно быстро сумел завоевать расположение влиятельных мекканских кругов, в том числе самого шерифа (правителя), направившего ему личное приглашение посетить закрытую для европейцев Мекку.

Открытие русского консульства сыграло существенную роль в налаживании связей России с княжествами Аравийского полуострова, давало возможность русской дипломатии располагать точной информацией о деятельности Англии по установлению своего господства над этим районом и в определенной степени оказывать противодействие этим планам, что объективно отвечало и интересам самих княжеств. Многое было сделано и в плане упорядочения посещения паломниками из России святых мест в Мекке и Медине, получили свое развитие и торговые связи с Хиджазом, хотя они и носили довольно ограниченный характер. Местные, по сообщению русских консулов, проявляли постоянный интерес к России, что, в частности, выражалось в желании иметь в Джидде русскую школу, в которой особенно нуждались местные купцы, завязавшие торговые связи с Россией.

В своем обширном исследовании о путешествии в Хиджаз и другие районы Аравии штабс-капитан Давлетшин, в частности, отмечал; «Я был очень приятно изумлен, что наша дорогая Родина пользуется особым обаянием и среди населения далекого Хиджаза. В противоположность России население Хиджаза очень нерасположено к Англии; англичане слывут хоть и искусной, но коварной и бессердечной нацией; во всех рассказах и сказках, которыми живет здешний народ, англичанам отводится роль самых хитрых людей преследующих только свои выгоды; виновниками во всех смутах и беспорядках хиджазцы безапелляционно считают англичан».

«Весь контингент местной русской колонии, — писал Никитников, исполняющий обязанности консула в Джидде после Ибрагимова, — составляют выходцы из Бухары, Хивы и наших среднеазиатских владений. Главным занятием их является торговля и отчасти ремесла. Наиболее состоятельные имеют лавки, менее зажиточные тоже занимаются торговлей, но торгуют с лотков».

Колония русскоподданных в Джидде была немногочисленной; в год открытия консульства их насчитывалось всего лишь 36 человек. Более многочисленная колония русскоподданных – около 200 человек — проживала в Мекке. Здесь существовал невольничий рынок. Участились обращения рабов в российское консульство, что имело под собой политическую подоплеку, делалось это с подачи англичан. Последние были заинтересованы в том, чтобы именно русские сделали «официальный почин в деле освобождения невольников из Аравии» и таким образом поставить русского консула в «неловкое положение», чем подать арабам повод к недовольству его поведением. В случае обращения раба за помощью перед русским консульским представителем действительно вставала дилемма: не принять его – значит продемонстрировать несоблюдение Россией подписанных договоров об уничтожении рабства и ценой человеческой жизни купить расположение властей; принять – вызвать возмущение бедуинов.

Первыми официальными документами МИД России о паломничестве русскоподданных к святым местам в Аравию можно считать отчеты на эту тему Левицкого, назначенного консулом в Джидду после Ибрагимова. Согласно представленным в них данным, прибывшие в Джидду паломники «из бухарцев, ташкентцев и самаркандцев» останавливались, как правило, на четырех подворьях, выстроенных на средства русскоподданных и называвшихся «ташкентскими (2), бухарским (1) и самаркандским (1). Такие подворья имелись в Мекке и Медине. «Бухарское, — по сообщениям О.Никитникова, — было основано в Джидде в 1291-1292 гг. на средства Его Величества Бухарского эмира и записано на имя турецкоподданного бухарца шейха Сулеймана сына Абдуллы». Ежегодно из Бухары и Самарканда через эти подворья проходило до 7 тыс. человек. Большинство русских паломников добиралось до Джидды на пароходах из Бомбея. В отчете санитарного комитета Джидды за 1891 г. только «бухарцев», прибывших на этих пароходах, было зарегистрировано более 2 тыс. человек.

Консульство оказывало паломникам юридические услуги, решало их имущественные и наследственные вопросы. Только в этой сфере своей деятельности за 14 лет (1891-1905 гг.) консульству удалось сохранить для России 150 тыс. рублей. Помимо хранения наследства консульство следило за исполнением пилигримами законов страны пребывания. При консульстве имелась тюрьма. Ее охрану несли так называемые кавасы или гулямы, набиравшиеся из местных жителей. В их обязанности входило осуществление полицейских функций в отношении проживающих в Аравии русскоподданных. Носили кавасы расшитую галунами суконную форму, были вооружены шашками и ружьями. При нанесении визита местным властям в качестве почетного эскорта сопровождали консула.

Говоря о маршрутах русских паломников, Левитский выделяет два из них. Главный, наиболее продолжительный и утомительный, лежал через Мазари-Шариф, Кабул, Джелалабад, Пешавар, Бомбей и Джидду. Этим путем пребывали в Аравию паломники преимущественно из Средней Азии, в основном киргизы, каракалпаки и бухарцы. Второй путь, более легкий и короткий, пролегал через Константинополь, Суэц, Янбу и Джидду. Им пользовались татары, мусульмане Кавказа и отчасти киргизы и бухарцы. В год открытия консульства (1891 г.) общее число зарегистрированных паломников из русскоподданных, прибывших в Мекку через Афганистан и Индию составило 1269 человек, а через Константинополь – 784. Учет направлявшихся в Мекку паломников не через Джидду, а Янбу – другой порт в Красном море – не велся.

В 1892 г. на хадж первым путем прибыли 3943 паломника, а через Суэц — 804; в 1893 г. через Бомбей в Джидду проследовало 3150, а через Суэц – 1808 человек. Хадж 1893 г., сообщает Левицкий, был тяжелым. В Аравии свирепствовала холера. Только в Мекке в период с 27 мая по 8 июля она унесла 50 тыс. жизней паломников, в том числе 651 русскоподданного.

Изучая документы о хадже, удалось обнаружить материалы, свидетельствующие о том, что самым оживленным паломническим сухопутным путем до открытия морского сообщения был «сирийский». Здесь в 1233 г. формировался караван паломников, насчитывающий 120 тыс. верблюдов. В 1814 г. такой караван насчитывал уже только 5 тыс. верблюдов.

По пути следования паломники всюду подвергались поборам. Особенно жестокими они были в Бомбее, где некто Сулейман-ходжа, именовавший себя доверенным лицом паломников-бухарцев, нещадно их грабил. Прибыв в Бомбей 1882 г. с рекомендательным письмом афганского эмира, удостоверявшим его в качестве вожака (делиля) и доверенного (векиля) хаджей, Сулейман-ходжа попросту обдирал паломников, взимая деньги не только за ночлег и билеты на пароход, но даже на посадку на него. Таким поборам и злоупотреблениям наши паломники подвергались и на втором пути.

В Батуми этим занимался перс Али, который при посредничестве двух бухарцев, Юлдаша и Кулдаша, довольно дорого продавали паломникам из России персидские «тезкире» и бухарские «билеты», своего рода удостоверения личности. За старые, неоднократно использовавшиеся уже другими лицами тезкире паломники платили 30 рублей – деньги для того времени немалые.

Паломники прибывали в Джидду на специально предназначенных для этих целей пароходах семи компаний, имевших конторы в Лондоне, Триесте, Константинополе, Суэце, Джидде, Ходейде, Басре, Бомбее, Шанхае и других промежуточных пунктах. В 1891 г. на рейде Джидды в ожидании завершения хаджа было 23 таких судна.

Перевозкой паломников занимались также пароходы Русского общества пароходства и торговли из Батуми и Севастополя и Добровольного флота – из Одессы. Наиболее популярным у паломников был пароход «Царь». После прибытия в Джидду пилигримы караванами отправлялись в Мекку, затем в Медину и оттуда через Янбу обратно домой.

Было и такое весьма распространенное в свое время в паломничестве явление, как поездка в Россию мекканских хаджей, то есть жителей Мекки, уже совершивших хадж, для того, чтобы «взять на себя паломничество за другого», умершего, например, или богатого человека, не имеющего на то времени. Занимались этим в основном бывшие русскоподданные, не порвавшие связей с Россией и умевшие говорить по-русски. Российские консулы в Джидде рекомендовали властям в Петербурге обратить внимание на Нижегородскую и Оренбургскую ярмарки, особенно популярные у мусульман, где с мекканскими ходжами заключались на этот счет специальные соглашения. Давая письменное обязательство в совершении хаджа за другое лицо, мекканцы брали с него от 750 до 1500 и даже 2000 рублей.

Помимо Аравии большое количество паломников-шиитов из России прибывало в Ирак – в основном из Ереванской (до 20 тыс.) и Бакинской губерний (12-15 тыс.).

Русские дипломаты в Индии сообщали в этой связи о попытках англо-индийских властей использовать многотысячное паломничество из России в политических целях. «Наши паломники в Индии подвергаются враждебному влиянию», довольно частое представление английскими компаниями бесплатных билетов русскоподданным паломникам на пароходы до Бомбея из Аравии едва ли можно объяснить желанием английских чиновников «оказать бескорыстную любезность русским богомольцам». В самой Индии паломникам, возвращавшимся в Россию, выдавались бесплатные билеты для проезда по индийским железным дорогам. Особенное внимание уделялось «бухарцам».

Неурегулированность хаджа, а главное – попытки использовать его Англией в качестве политического инструмента в противоборстве с Россией в Азии побудили российский МИД созвать совещание 8 июля 1911 г., на котором принято решение обратить внимание дипломатических миссий России в Аравии и Месопотамии, а также властей на Кавказе ив Средней Азии на необходимость устранения обирательства паломников, злоупотреблений с билетами и паспортами. Все это, по мнению МИД, должно поднять престиж российского правительства не только среди мусульман России, но и среди мусульманского мира в целом, заставить его убедиться в том, что русское правительство должным образом заботится о своих подданных – мусульманах. Такой подход, как полагали в Петербурге, мог бы также сыграть роль своего рода противовеса панисламистким устремлениям Турции и честолюбивым замыслам англичан в Средней Азии. Вместе с тем хадж, по мнению официальных властей России, должен был подлежать «разумным ограничениям ввиду его политического воздействия на массы».

В 1891 году Ш.М.Ибрагимов, будучи мусульманином по вероисповеданию, решил совершить хадж в Мекку. Он был первым официальным лицом России, получившим разрешение и субсидию правительства на совершение хаджа. В это время в тех местах свирепствовала холера, но это не остановило его. Вместе с двумя спутниками и врачом египетской службы он отправился в путь. Однако вскоре он почувствовал недомогание со всеми признаками холеры. Спустя некоторое время Ибрагимов скончался.

По официальной версии консул умер от холеры. Однако холера, по утверждению медиков, не дает такого скоротечного смертельного исхода. Учитывая все это, а также наличие большого количества дельцов, которым Ибрагимов мешал обогащаться на незнании российскими паломниками местных условий, и таинственное исчезновение врача сразу после смерти консула, можно предположить, что он был отравлен. Вот как пишет об этом Ш.Ишаев – бывший в тех местах: «В1895 году я служил в г. Джидде, лежащем на берегу Красного моря, в области Аравии – Геджасе, или Хиджасе, как выговаривают это слово арабы… Через Джедду двигается масса мусульманских паломников в Мекку… Для охраны интересов паломников в Джидде находятся консульства от европейских государств, имеющих подданных мусульман; в числе консульств имеется и русское, в котором я и служил.

Гор. Джедда расположен на пустынном берегу моря… Особых достопримечательностей в городе нет, исключая могилу Евы, находящуюся за городом…

Могилу Евы окружает кладбище, на котором, между прочим, похоронен первый русский консул в Джедде, д.ст.сов. Шагимардан Мирясович Ибрагимов, умерший от холеры в первый же год своего назначения (1891 г.). На его могиле поставлен камень с надписью на русском и арабском языках его преемником консулом г-м Левицким.

Так как покойный Ибрагимов был очень известен в Туркестане и вообще в Средней Азии, где он долго служил, то считаю не лишним привести собранные мною от некоторых лиц сведения о его смерти…

Живя вблизи Мекки, Ибрагимов, как мусульманин, в первый же год обязан был совершить хадж, т.е. религиозное путешествие для поклонения мусульманским святыням. К его несчастью, в том году была сильная холера, и она особенно разгулялась в Мекке… Оставив жену в Мекке, Ибрагимов с двумя джигитами (слугами) и с одним из туркестанцев выехал в Джедду; с ним поехал также еще какой-то врач египетской службы… Не проехали они и нескольких сот сажен, как Ибрагимов вдруг заболел расстройством желудка; с ним сделался сильный кровавый понос. Слуги сняли его с седла и положили на землю; врач начал его растирать и предложил принести какое-то лекарство, но больной решительно отказался.

Чувствуя крайнюю слабость, больной приказал положить себя в тахтараван, особое сидение, устраиваемое из двух брусков, которые укладываются на двух мулов или верблюдов… Больного уложили и поехали дальше. Врач приказал одному из слуг осмотреть больного и ощупать его тело. Слуга сказал, что тело больного уже похолодело. Врач ускакал вперед, сказав, что будет ожидать в следующей кофейне, но его больше не видели… Ибрагимов скончался, не доезжая станции Хадда. Тело его было доставлено в Джедду…

Покойный Ибрагимов, будучи консулом, как рассказывают, относился к своим обязанностям ревностно и вел дело энергично, а потому его до сих пор с злобою вспоминают разные делили, вакили, те же наши туркестанцы, которые в Джедде берут от легковерных паломников деньги на сохранение во время поездки их в Мекку, вообще все проходимцы, живущие исключительно обиранием паломников, всячески их эксплуатируя. Он, как русский консул, старался защищать своих соотечественников от этой саранчи, которая нападала на них в Геджасе, и вообще помогал им по мере возможностей. Нужно заметить, что хотя мусульманская политика в Геджасе и кажется с виду очень простою и невинною, но на самом деле она весьма мудреная и лукавая; наше же консульство в Джедде — учреждение еще очень молодое и очень слабо гарантированное…».

Так закончился жизненный путь дипломата, ученого-этнографа и общественного деятеля Шахимардана Мирясовича Ибрагимова. «В Ташкенте получено грустное известие о кончине нашего консула в Джедде, действительного статского советника Ш.М.Ибрагимова. Назначение его консулом состоялось только в минувшем году. Из Петербурга к месту служения г. Ибрагимов выехал в начале весны нынешнего года. Кончина этого, сравнительно еще молодого, энергичного человека, на которого возлагалось столько надежд и русскими, и мусульманами, произвела удручающее впечатление на всех, кто близко знал и искренне уважал Шагимардана Мирясовича Ибрагимова».

О личной жизни Ш.М.Ибрагимова известно только, что он был дважды женат: первый раз на дочери касимовского купца Такиева Айни Камал (развод последовал в 1880 г.) и второй раз (с14 февраля 1891 г.) – на дочери штабс-капитана Рахимова Хусни-Дусхан Ахметовне.

Но имя Ибрагимова не кануло в лету. Последнее время вышло несколько работ, в которых освещается жизнь и деятельность Ибрагимова, вышли его воспоминания о Валиханове. Хотелось бы теперь, когда укрепляются связи Узбекистана с Саудовской Аравией, увеличивается поток паломников, вспомнить добрым словом того, кто стоял у истоков этих связей.

Могила Евы в Джидде. Где-то рядом могила Ибрагимова

Парочка иллюстраций с видами Ташкента из книги, напечатанной в Нью-Йорке в 1877 году

Туркестанская туземная газета.